Дело No А33-15874/2020 (ФГУП «Росморпорт» v АО «Хатангский морской торговый порт»)
Факты: между ФГУП «Росморпорт» (далее – истец, исполнитель) и АО «Хатангский морской торговый порт» (далее – ответчик, заказчик) было заключено соглашение о ледокольном обеспечении теплоходов «Ермак» и «Григорий Шелихов», следующих по акватории Северного морского пути в границах порта Певек в период с 20 ноября 2019 г. по 26 ноября 2019 г.
Ледокол «Новороссийск», принадлежащий ФГУП «Росморпорт», 20 ноября и в период с 21 по 26 ноября обеспечил беспрепятственный проход теплоходу «Григорий Шелихов» по маршруту его следования, а с 20 по 21-е число того же месяца сопроводил теплоход «Ермак». Время начала и завершения ледокольной проводки каждого из судов подтверждается выписками из судового журнала, свидетельствующими о совершении указанных операций.
Истец впоследствии представил ответчику акты оказанных услуг и счета в совокупности на сумму более 21 млн руб. При этом стоимость указанных услуг рассчитывалась истцом исходя из количества времени, проведенного ледоколом на ходу и в режиме ожидания (в договоре были установлены соответствующие почасовые ставки).
Ответчик, получив требование истца, оплатил только часть услуг за время, проведенное «Новороссийском» на ходу (порядка 11 млн руб.), отказавшись от оплаты услуг по нахождению ледокола в режиме ожидания (порядка 10 млн руб.). 24 декабря того же года истец отправил требование произвести оплату в полном объеме с учетом неустойки за нарушение сроков, указанных в договоре, но ответчик отказал в его удовлетворении. Он указал, что из-за отсутствия в договоре определения «времени ожидания» и регулируемых уполномоченными органами тарифов на такой вид услуги, он полагал, что под данным термином понималось время, затрачиваемое капитаном ледокола на отклонение от курса, связанное со спасением на море людей, заходом в ближайшие порты для укрытия в случае ухудшения погоды.
Стороны, не сумев урегулировать спор в досудебном порядке, обратились в суд.
Суд отказал в удовлетворении исковых требований, указав следующее. Ввиду того, что ледокольное обслуживание судов в соответствии с Федеральным законом от 17 августа 1995 г. «О естественных монополиях» является сферой естественной монополии, неопределенность условий договора должна толковаться против стороны, их предложившей, – монополии в лице «Росморпорта». Кроме того, анализируя все обстоятельства, суд не смог определить точный момент окончания оказания услуг. Без него оказалось невозможным подсчитать точное время ожидания ледокола и определить, было ли оно вызвано единственно необходимостью осущест- влять обслуживание судов ответчика.
Судебные решения: решением Арбитражного суда Красноярского края от 5 марта 2021 г. истцу было отказано в удовлетворении исковых требований в полном объеме. Третий арбитражный апелляционный суд 8 июня 2021 г. оставил решение нижестоящей инстанции в силе, а жалобу – без удовлетворения. Арбитражный суд Восточно-Сибирского округа также не поддержал кассационную жалобу истца и отказал в удовлетворении заявленных требований.
Комментарий: в рамках рассматриваемого дела перед судом был поставлен ряд вопросов, которые мы разберем в рамках настоящего обзора. Во-первых, это проблема толкования договорных условий при наличии в отношениях «сильной стороны»; во-вторых, предмет и правовая природа договорного обязательства по ледокольному обслуживанию судна.
Толкование условий договора
Толкование условий договора осуществляется в соответствии с принципами, способами и методами, определенными законодателем [1] и судебной практикой. Тем не менее какого-либо общего понимания «правильного толкования» не представлено ни в зарубежных правопорядках, ни в России. Такая неопределенность вызвана не только разницей подходов к толкованию договорных условий в разных правопорядках, но и самой природой толкования, которая, помимо прочего, зависит от такого количества сопутствующих заключению сделки обстоятельств, которое не может быть выражено в абстрактных, установленных законом либо судебной практикой формулах [2]. В этом контексте некоторые авторы отмечали, что толкование тесно сопряжено с внутренними интенциями и знаниями толкователя. Следовательно, и сама по себе постановка вопроса о создании норм такого толкования является уже ограничивающей его волю и способствующей формальному разрешению материальных вопросов [3].
Тем не менее право стремится к упорядочиванию и созданию непротиворечивой системы. Вследствие этого в разных правопорядках создаются принципы и правила толкования. Так, в странах «германской системы» вопросы толкования регулируются достаточно узко, указывая лишь на два основных принципа, которые на первый взгляд противоречат друг другу – установление действительной воли сторон и толкование условий контракта, как их истолковал бы средний разумный участник оборота [4]. В данном контексте появляется проблема соотношения воли и волеизъявления [5] при вступлении в сделку. Для создания обязательственного отношения важны не сама интенция, мотив или внутренняя воля стороны, а то, как эта воля была им выражена, а следовательно, воспринята его потенциальным контрагентом (волеизъявление) [6]. Тем не менее толкование не может быть осуществлено без учета истинной воли стороны обязательственного отношения. Вместе с тем интерпретатор не может оценить то, что не выражено в объективном мире, – внутреннюю волю. Следовательно, германские правила толкования основаны на исследовании волеизъявления стороны правоотношения, но с учетом истинной (внутренней) воли сторон.
В свою очередь, в странах французской (романской) системы права вопросы толкования, напротив, урегулированы достаточно подробно (см., например ст. 1156–1164 ФГК) [7]. Тем не менее Кассационный суд Франции ни раз указывал на то, что правила толкования, установленные в Кодексе, носят лишь рекомендательный характер [8]. В основном же такие правила вырабатываются в судебной практике. Основной целью толкования договора во французском праве, так же как и в германском, является установление воли сторон обязательственного отношения [9].
Подробные правила толкования договоров с акцентом на необходимости установления воли сторон содержат и Модельные правила европейского частного права [10].
Отдельно отметим, что зарубежные правопорядки закрепляют правила относительно ясных условий, не требующих специального истолкования. Так, в Англии правило истолкования очевидных условий носит название «золотое правило», во Франции – «правило ясных и точных условий», в германском правопорядке [11] – «правило однозначности» [12]. Тем не менее основной целью толкования контракта во всех указанных случаях остается установление воли сторон обязательства, а буквальное толкование лишь направлено на такое установление.
Правила толкования договора также подчинены и общим началам правового регулирования – принципам права, а потому к ним могут применяться и способы толкования права (функциональный, исторический и др.).
После беглого обзора некоторых зарубежных правопорядков относительно правил толкования рассмотрим, как этот вопрос решается в России и насколько обоснованно он был разрешен судами трех инстанций в рамках комментируемого дела.
Статья 431 ГК РФ устанавливает иерархию правил толкования договора [13]: в первую очередь суд должен установить содержание договора из буквального значения употребленных в нем слов и выражений, а уже далее, в случае неясности, толковать условие договора в его системной связи с остальными положениям и уже в последнюю очередь устанавливать действительную общую волю сторон с учетом цели договора (применять телеологическое толкование).
Такой подход отводит установление действительной воли сторон на второй план. Это может привести к нескольким неблагоприятным последствиям. Так, например, при установлении буквального смысла слов и выражений в контракте, суд может игнорировать действительную волю сторон, которая подтверждается иными, помимо договора, доказательствами и доводами. Кроме того, неочевидно и само словосочетание «буквальное значение слов и выражений». Не вдаваясь в подробный обзор лингвистических воззрений, мы отметим лишь то, что язык как явление обладает характеристикой неоднозначности, возможности существования нескольких значений у одних и тех же слов. Более того, значения слов самостоятельно определяются как самим говорящим, так и воспринимающим, что с неизбежностью влечет множественность «смыслов» [14]. Отметим, однако, что данная точка зрения и соответствующие опасения не являются превалирующими в российской доктрине.
В российской судебной практике, несмотря на наличие соответствующей иерархии («принцип скольжения»), присутствуют и судебные решения, в которых толкование условий договора было направлено на установление воли стороны правоотношения с использованием дополнительных доказательств, однако такое установление имело место только в случае неясности буквального значения соответствующих условий (см., например, постановления Президиума ВАС РФ от 1 ноября 2011 г. No 7605/11 по делу А41-9469/2010-317/31, ФАС Московского округа от 2 февраля 2011 г. No КГ-А41/16933-10 по делу No А41-28669/09) [15].
Частично указанная проблема решается в постановлении Пленума ВС РФ от 25 декабря 2018 г. No 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора». Абзац третий п. 43 указанного Постановления вводит дополнительные правила толкования договора, согласно которым «толкование договора осуществляется таким образом, чтобы не позволить стороне извлекать преимущество из ее незаконного и недобросовестного поведения (п. 4 ст. 1 ГК РФ)» и «толкование договора не может приводить к такому пониманию условия договора, которое стороны с очевидностью не могли иметь в виду». Таким образом, Верховный Суд в некоторых случаях допускает отход от буквального значения слов и выражений в пользу общих начал правового регулирования и очевидной воли сторон обязательственного отношения.
Таким образом, из краткого анализа подходов к толкованию договоров можно сделать следующие промежуточные выводы. Российское право, в отличие от зарубежных правопорядков, преимущественно исходит из приоритета буквального значения слов и выражений. Тем не менее благодаря вышеупомянутому Постановлению Пленума такой подход не является абсолютным и ограничивается в случаях злоупотребления правом одной из сторон обязательственного отношения и (или) явного несоответствия буквального значения слов и выражений воле сторон.
Рассматриваемое дело является одним из примеров такого отхода от общеупотребительного смысла выражения «время ожидания». Решение суда в первую очередь обосновано тем, что стороной правоотношения является естественная монополия. В связи с этим истец мог «навязывать» ответчику условия договора (ст. 428 ГК РФ). Кроме того, суд указал, что неоднозначность выражений, используемых в договоре, лежит в поле ответственности той стороны, которая указанные условия предложила, – в данном случае истца, – т.е. использовал принцип толкования contra proferentem. Отдельно отметим, что арбитражный суд не стал устанавливать действительную волю сторон правоотношения: в судебном акте не приведены доказательства, указывающие на понимание сторонами «времени ожидания». Напротив, судом было вынесено «карательное» решение против монополиста, основанное скорее на принципе справедливости в том виде, как ее поняли отдельные судьи, нежели на конкретной правовой норме.
Предмет договора ледокольного обслуживания
Определение предмета и правовой природы договора важно тем, что в соответствии с ними определяются деятельность стороны, за которую платит контрагент, ответственность сторон, распределение рисков и бремени доказывания.
При определении природы договора мы будем основываться на делении обязательств на обязательства по приложению усилий (обязанность применить определенного рода действия к достижению результата) и обязательства по достижению результата [16], которое является типичным для французской правовой мысли. Тем не менее указанное деление получило отражение и в российской доктрине, однако в своеобразной интерпретации [17].
В соответствии с оригинальной концепцией в обязательствах по достижению результата исполнитель гарантирует заказчику некий результат своей деятельности, который может быть выражен как в материальной, так и в нематериальной форме. Например, по договору подряда подрядчик обязан сдать результат работ, а в случае недостижения такого результата он будет нести ответственность перед заказчиком за неисполнение обязательства.
В свою очередь, в обязательствах по приложению усилий результат не гарантирован, но лицо обязано приложить максимальные усилия для его достижения. Так, типичным примером обязательства по приложению усилий во французской доктрине является договор найма работ, по которому работник обязан осуществлять деятельность, предусмотренную в договоре, но не гарантирует достижение результата, на который эта деятельность направлена и не будет нести ответственность за его недостижение.
В рамках указанного деления возникает множество вопросов относительно распределения бремени доказывания, виновной ответственности и др. Однако в контексте рассматриваемого дела необходимо остановиться на определении той деятельности, за которую платит контрагент.
В обязательствах по достижению результата заказчик платит за конкретный результат работы, который определен в договоре. Так, например, если контрагент по договору ледокольного обслуживания берет на себя гарантию безопасного прохода судна, которое он обслуживает в определенное время, то такое обязательство будет считаться направленным на результат. В таком контексте плата по договору будет осуществляться не за те действия, которые произвел исполнитель, а за то, что судно добралось до конечной точки, при этом сопутствующие действия исполнителя (например, ожидание или переключение на проводку другого судна) отдельно не оплачиваются. В этом случае вопрос о плате по договору за такое ледокольное обслуживание снимается сам собой: если судно добралось, обязательство исполнено, должна быть осуществлена полная оплата по договору, если судно не добралось, независимо от обстоятельств, обязательство исполнено не было и право требования встречной оплаты не «созревает».
В обязательствах по приложению усилий заказчик платит за действия, которые совершил исполнитель. Если исполнитель по договору ледокольного обслуживания был обязан совершить конкретные действия, но не гарантировал безопасный проход судна по установленному маршруту (договор оказания услуг), то недостижение результата в таком случае не будет влиять на обязанность заказчика по оплате услуг, если оно не было вызвано ненадлежащими действиями исполнителя. Следовательно, в данном случае оплачиваются те услуги, которые были фактически предоставлены, включая деятельность исполнителя, сопутствующую непосредственно проводке судов.
В настоящем деле предметом договора ледокольного обслуживания является обеспечение безопасного плавания в акватории Северного морского пути посредством передачи необходимой для такого обеспечения информации, проведения ледокольных разведок, прокладки каналов по льду, формирования группы судов для следования за ледоколом и иных действий. Плата была установлена за время. В таком случае обязанности исполнителя по заключенному договору ледокольного обслуживания были направлены на совершение конкретных действий, а не на гарантию безопасного достижения конечной точки. Заказчик должен был оплатить те услуги, которые фактически были оказаны. Иными словами, если конкретные услуги по такому договору оказаны не были, то и заказчик не должен был за них платить.
В этом контексте ясна позиция суда, направленная на уяснение значения термина «время ожидания» и определение того, были ли оказаны такие услуги исполнителем. В целом решение суда представляется верным, несмотря на отсутствие исчерпывающего обоснования соответствующих выводов в текстах судебных актов, что, однако, является общим местом для российской судебной практики. Ситуация также осложнена тем, что исполнителем фактически не было доказано, что ледокольное судно находилось в порту исключительно вследствие действия договора с заказчиком.
Возможные способы взыскания денежных средств в пользу истца
Вместе с тем при определенных способах толкования условий о плате за время ожидания суд мог взыскать с ответчика соответствующую сумму. Так, время ожидания могло быть истолковано судом как абонентская плата по договору (ст. 429.4 ГК РФ). В таком случае ответчик бы платил не за факт осуществления конкретного действия, а за возможность затребовать его осуществление. Тем не менее такое толкование соответствующего условия направлено против имущественных интересов заказчика и иным образом, по сравнению со «стандартными» условиями, распределяет риски сторон. Так как неясность условий, навязанных одной из сторон обязательственного отношения, толкуется против такой стороны, то и интерпретация платы за «время ожидания» как абонентской платы не могла быть осуществлена. Невозможность толкования договора в качестве абонентского при неясности соответствующих условий за- креплена также в п. 33 постановления Пленума ВС РФ от 25 декабря 2018 г. No 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договоров».
В таком случае возникает и иной вопрос: изменилось бы решение суда в связи с тем, что в договоре было бы прямо указано на абонентский характер платы по нему? Несмотря на то что в российском праве установлен приоритет буквального толкования договора, ст. 428 и 10 ГК РФ позволяют суду не применять условия договора в случае, если такие условия настолько ограничивают права другой стороны, что при равенстве переговорных возможностей такая сторона соответствующие условия бы не приняла. Установление условий об абонентской плате по договору в значительном количестве случаев является ограничением интересов заказчика: он вынужден платить не за предоставление ему конкретных услуг, а за возможность такие услуги затребовать (возможно, также с последующей доплатой за само предоставление услуг в определенном его запросами объеме). Следовательно, в отношениях с монополистами в случае, если такая плата не исходит из природы соответствующего договора и другой стороне не очевидно наличие такого условия (как, например, в случае платы за подписки), то условия об абонентской плате применяться не должны.
Ледокольное обслуживание судов в данном контексте не предполагает с очевидностью для контрагента необходимость оплаты таких услуг в форме абонентской платы. Не содержит таких условий и предмет соответствующего обязательственного отношения в том виде, в каком оно было исследовано судом. Таким образом, толкование соответствующего договора в качестве абонентского является невозможным при данных обстоятельствах.
Аналогичные рассуждения применимы и к использованию в данном случае договорной конструкции take or pay. В несколько спорном толковании условия take or pay ВС РФ оно является установленной в договоре платой за отказ от договора (ст. 310 ГК РФ) [18]. То есть в случае, если лицо пользуется теми производственными мощностями, которые зарезервированы для него, оно получает исполнение соответствующего обязательства и обязано такое исполнение оплатить, а если такое лицо отказывается указанные мощности использовать, оно обязано заплатить за отказ от договора. Не повторяя рассуждений о применении ст. 428 ГК РФ и необходимости равенства переговорных возможностей при установлении соответствующих условий обязательственного отношения, мы отметим лишь, что указанное условие должно быть эксплицитно выражено в договоре и быть очевидным для принимающей его стороны.
Таким образом, у суда была возможность взыскать требуемые суммы в пользу истца, признав условие о плате за «время ожидания» в качестве абонентской платы либо платы по условию take or pay. Тем не менее такие условия не были прямо указаны в договоре. В соответствии со ст. 428 и 431 ГК РФ суд не может толковать условия договора против слабой стороны. В случае же, если монополист желает установить соответствующие условия в договоре, ему необходимо прямо выразить такие положения в тексте, не допуская при этом возможности их двойственного толкования. Однако и в этом случае существует вероятность того, что такие условия не будут применяться судом как несправедливые, навязанные сильной стороной в ходе переговоров.
Вывод
Настоящее дело, на первый взгляд, представляет собой достаточно очевидный спор о взыскании задолженности по договору. Однако при его анализе виден ряд проблем, которые не решены в российском правопорядке ни на уровне законодательства или судебной практики, ни на уровне доктрины. Настоящий обзор не имеет своей целью исчерпывающе описать соответствующие трудности и возможные пути их преодоления, тем не менее он задает определенной вектор рассуждений по указанным вопросам.
С практической точки зрения участникам оборота следует формулировать условия договора таким образом, чтобы не допускать возможности их двойственного толкования. Это особенно актуально для сильной стороны в переговорном процессе. В процессе переговоров и при формулировании условий будущего договора сторонам следует более внимательно относиться к вопросам встречности предоставления (ст. 328 ГК РФ), предмета и правовой природы потенциального обязательственного отношения. ■
Булат Каримов,
НИУ ВШЭ – Москва Журнал «Морское право» 5/2021 стр. 63–68
03.01.2022